Игуменья николая. Настоятельница свято-никольского черноостровского женского монастыря игумения николая награждена орденом святой великомученицы екатерины. «15 лет послушничества дают мне право говорить»
Мы решили написать это письмо, т.к. уверены, что клевета, которая развернулась в интернете вокруг Малоярославецкого Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря инспирирована антицерковными, богоборческими кругами.
В своей «Исповеди бывшей послушницы» Мария сознательно нападает на все монашеские традиции, о важности соблюдения которых, так ясно говорил Патриарх на съезде игуменов и игумений. Недаром эта «исповедь» вышла сразу после съезда. Мария, и те, кто ее поддерживает, направляют свой удар против основ монашества, которые Матушка игумения Николая укрепляет и развивает в своем игуменском служении. Выступая против духовного окормления (о чем недавно говорил Патриарх на собрании игуменов и игумений), «бывшая послушница» извращает его смысл, называя его «доносами» (хотя Матушка учит нас каяться всегда только в своих греховных помыслах и ругает сестер не за помыслы, а за поступки). Против молитвы, главной монашеской добродетели, направлена и хула на практику Иисусовой молитвы и хранения уст в монастыре. На послушание, как основу монашеского делания дьявол через своих «послушниц» набрасывается с особенной яростью,- автор «исповеди» называет его «культом личности», и ведением не за Богом, а за собой. Мишенью для обличения является не только игумения Николая, но и духовные старцы – схиархимандрит Илий, схиархимандрит Власий, архимандрит Наум, а также Святой Иоанн Лествичник, которого «разоблачители монашества» причисляют к садистам, а его бессмертную «Лествицу» называют пиаром для «садистов-игуменов».
Далее в ее писании следуют несостоятельные обвинения в плохом питании, изнурительных трудах, отсутствии отдыха и лечения, не только сестер, но даже и даже детей приюта «Отрада». (Для сведения: в монастыре установлена итальянская сыроварня, и монастырь кормит всех прихожан по воскресеньям и праздникам – 150-200 человек, 2-3 раза в месяц раздает продукты питания более 70 бедным семьям, так неужели не позаботится о родных сестрах и детях. В монастыре имеется лечебная сауна, физиотерапевтический и зубной кабинеты, и большая аптека.) Атмосфера приюта названа казарменной, а дети – сидящими в «четырех стенах». Только в этом году у детей приюта было 7 заграничных поездок, – это ставшие обычными выступления детского хора и танцевального коллектива, а также паломничества. Каждый год воспитанницы приюта Отрада отдыхают у моря, – в Греции или в Крыму.
Клеветники формируют образ Матушки игумении, как грубой, властной и жестокой тиранки. Но все, кто бывал в монастыре, знают, как все сестры не только Малоярославецкого монастыря, но и всех наших монастырей, любят Матушку. Мы все живем, как одна большая, дружная, любящая семья, уходить никто не хочет, ибо придя в монастырь, мы выбрали эту игумению для себя.
Мы, как бывшие сестры монастыря, удивляемся, какое должно быть злобное и извращенное зрение у пишущих эти клеветы, чтобы увидеть наш родной монастырь и Матушку, всегда полную любви и терпения наших немощей, в таком извращенном виде. Думаем, не имеет смысла отвечать на всю эту дьявольскую ложь конкретно, но не можем терпеть и хотим встать на защиту тех высоких духовных идеалов, которые утверждают Матушка Николая и наш духовник Схиархимандрит Власий (ранее Лаврский Схиархимандрит Михаил) и которые приносят видимые плоды, свидетельствуемые всеми духовными современными авторитетами монашества. Многие архиереи просят игумений в свои епархии из Свято-Никольского монастыря. Из обители вышли 15 игумений во все концы нашей страны, игумения православного монастыря Святого Паисия в Америке считает своей духовной матерью матушку Николаю. Обитель любят и ценят и ценили за духовный настрой и следование традициям монашеского предания и митрополит Афанасий Лимассольский, схиархимандрит Илий, схиархимандрит Власий, схиархимандрит Ефрем Ватопедский, покойный старец Иосиф Ватопедский и многие другие духовные люди.
В монастыре проживают 120 сестер, случаи ухода сестер бывают очень редко, и это касается в основном трудниц или послушниц. За последний год не ушло ни одной приукаженной сестры, а пришли 13 сестер.
Наша Матушка за свои труды на благо Церкви и государства имеет 2 правительственные награды (орден Дружбы и орден Святой вмц. Екатерины), и шесть церковных орденов.
Очевидно, что эта компания спланирована и направлена против монашества, как церковного института, против благотворительной деятельности монастырей, т.е. против самой Церкви Христовой. Происходит сознательная фальсификация информации (откуда ушедшая в 2011 году Римма- Регина Шамс, а тем более послушницы, ушедшие в 1993 г. знают, что происходит в нашем монастыре сейчас?).
А автор кто? Когда Мария после ухода из монастыря снова занялась фотографией, то в фотогалерее на ее сайте были выставлены, сделанные ею, фотографии обнаженных женщин. Сейчас она, находясь в Бразилии, собирает информацию обо всех, ушедших и «обиженных», иногда фабрикует ложные комментарии.
Все это заставляет нас сугубо молиться за наших гонителей, но «молчанием предаётся Бог», и если мы не ответим на эту клевету, то враги Церкви будут торжествовать победу. Мы все, жившие и воспитывавшиеся в этом монастыре игумении и монахини, вместе с сестрами наших монастырей свидетельствуем, что все в пресловутой «Исповеди бывшей послушницы» – ложь, распространяемая врагами Церкви и монашества. И если вы хотите узнать правду – приезжайте в Малоярославец (всего 110 км от Москвы), и все увидите своими глазами.
Пребываем с Любовью о Распятом и Воскресшем Господе:
- Игумения Феодосия (Свято-Алексеевский монастырь, г.Саратов)
- Игумения Антония (Свято-Петропавловский монастырь г.Хабаровск)
- Игумения Анастасия (Спасо-Воротынский монастырь, г. Воротынск)
- Игумения Нектария (Серафимо-Покровский монастырь, г.Кемерово)
- Игумения Михаила (Свято-Успенский женский монастырь, г.Кемерово)
- Игумения Варвара (Свято-Георгиевский женский монастырь, г.Ессентуки)
- Игумения Феодосия (Христо-Рождественский монастырь, г. Вятка)
- Игумения Еликонида (Иоанновский женский монастырь, п.Алексеевка, Саратовской обл.)
- Игумения Макария (Владимирский женский монастырь, г.Вольск, Саратовской обл.)
- Монахиня Параскева, настоятельница подворья (монастырь Калужской Божией матери, пос.Ждамирово)
- Монахиня Михаила, старшая сестра (Свято-Успенский Гремячев монастырь)
- Матушка Елизавета, старшая сестра (Свято-Успенский Шаровкин монастырь)
- Матушка Иоанна, старшая сестра (монастырь Тихвинской Божией Матери)
«Там много сломанных судеб: и в тюрьме заканчивали, и в психушке»
"Регина Шамс провела в Свято-Никольском Черноостровском монастыре 5 лет. О диких нравах, царящих в этой обители, возглавляемой игуменьей Николаей, недавно рассказала в своей откровенной книге-исповеди Мария Кикоть.
Но история Регины намного драматичней: ее судьбу в полной мере разделила и маленькая дочь Диана, которая все эти годы воспитывалась в монастырском приюте. Жизнь в закрытом сообществе стала для обеих чудовищным испытанием, требующим долгой реабилитации, как после тяжелой болезни.
«Монахинь обвиняли в лесбийских наклонностях»: послушницам устроили ад в монастыре
Знакомые, с которыми Регина делилась своими кошмарами, в один голос кричали: «Опять этот Малоярославец? Не вспоминай!»
Между ее фотографиями до и после будто пролегла вечность. От той девушки с романтической улыбкой и безмятежными глазами не осталось почти ничего. Ее словно стерли невидимым ластиком.
Регина до и после. Между этими фотографиями всего два года.
Регина - коренная москвичка. Окончила Менделеевский - для родителей, поработала по специальности, но душа стремилась к другим берегам. Когда появилась возможность, Регина отправилась в Италию - страну своей мечты. В институте Данте Алигьери выучила итальянский. В то время на этот язык в Москве был настоящий бум, и работа нашлас
умал на мне жениться, - рассказывает она. - В личной жизни мне никогда не везло. Первый брак оказался неудачным, старшую дочь Машу я воспитывала одна.
Когда Диане исполнился год, я вышла замуж за иранца Мохсена, который учился в России на пилота. Он записал дочь на себя, и Диана Сильвиевна Смирнова стала Дианой Мохсеновной Шамс. Это не был брак по большой любви, каждый из нас преследовал свои интересы: я стала замужней женщиной, а Мохсен получил российский паспорт.
Со стороны Регина выглядела вполне успешной. Модно одевалась, бегала по утрам, работала с итальянским языком, училась на психолога. Она могла позволить себе держать для младшей дочки няню, а дома встречал красивый муж, на девять лет моложе.
Но начались проблемы с Машей. В подростковом возрасте она попала в плохую компанию. Могла не ночевать дома. Я с ней очень настрадалась. Жила как в аду. Но однажды все изменилось. Маша с друзьями поехала в Оптину Пустынь и вернулась с другими глазами. Она словно транслировала благодать. Рассказывала про чудеса, про отца Илия, про источник, в который они окунулись. И в следующий раз мы поехали вместе.
Это был первый опыт погружения в православную жизнь. Регине открывался целый мир с красивыми монастырскими службами, исповедями и новым кругом общения.
А потом я почувствовала вдруг, что у меня будто гора с плеч свалилась, словно кто-то взял мой груз на себя. Я ведь уже несколько лет находилась в духовном поиске, перечитала огромное количество философских и эзотерических книг. Душа была голодная, и я никак и ничем не могла насытить ее.
Я пробовала заниматься буддизмом. Прочитала два раза Коран и даже совершала намаз, как было написано в книжке, которую мне дал мой муж-мусульманин. Мохсену не нравилось, что я начала соблюдать посты с супружеским воздержанием. У нас начались большие скандалы, с драками, слезами и взаимными оскорблениями. Жизнь с ним стала мучительной. Он даже сказал в сердцах: «Лучше бы ты была буддисткой!»
Регина по натуре очень доверчивая и наивная. Ее легко обвести вокруг пальца. Она и представить себе не могла, что новые знакомые из православной среды окажутся обычными мошенниками, и ее попытка переехать в Подмосковье обернется судебными тяжбами и финансовыми потерями.
За советом Регина отправилась в Оптину Пустынь. Старец отец Илий благословил ее поселиться в городе Боровске, в 80 километрах от Москвы, где у нее не было ни друзей, ни знакомых.
Его слова я воспринимала как волю Божью. Продала квартиру в центре Москвы и купила дом в Боровске - красивый, в прибалтийском стиле, но, как выяснилось, совсем не приспособленный для зимы. Мы обустроились, приобрели мебель, машину, но, когда пришли холода, начали замерзать.
Деньги кончились, муж не приезжал, я впала в депрессию. Просыпалась каждое утро в жуткой тревоге и не видела никакого выхода из тупика. Работы по моей квалификации там не было, а идти методистом или нянечкой в детский сад не хотелось.
Мне казалось, раз отец Илий меня благословил, то все должно устроиться само собой, но этого не происходило. А тут еще Маша на последних сроках беременности потеряла ребенка и отправилась по благословению старца Илия в Топловский монастырь в Крыму, где пробыла полгода. Мы с Дианой остались одни. И, если бы не отец Иоанн, который бескорыстно нас очень поддерживал, не знаю, как бы выжили.
Как вы попали в Черноостровский монастырь?
Отец Иоанн привез нас туда на службу. Мы вошли под звон колоколов и ахнули. Навстречу шла инокиня неземной красоты, которая словно летела над землей. А когда в храме сестры запели «Се жених грядет в полуночи…», у меня потекли слезы. Такое сильное впечатление было. Только потом я поняла, что в этих устремлявшихся под своды голосах звенит неподдельное страдание. А когда я увидела девочек в нарядных сарафанчиках и чинных платочках, решение пришло само собой. Мне захотелось, чтобы и моя дочка была такой. Да и старец Илий советовал отдать ее в православную гимназию. Теперь меня называли Риммой, Диану - Дарьей, по именам в крещении.
Когда начались испытания на прочность?
Моя Диана всегда своевольная была, а настоятельница сразу ей не понравилась, и она не подошла к ней под благословение. Ее наказали - лишили причастия на праздник преподобного Сергия Радонежского.
Я тоже почти мгновенно впала в немилость. Меня поставили на кухню поваром и в качестве помощника дали старшую девочку из приюта. Обычно эту работу выполняли две физически крепкие сестры, чтобы к 11 часам уже была готова трапеза.
Но послушание оказалось не под силу. Овощи надо было на 80 сестер начистить и нарезать, потом приготовить в сотейниках. Как я ни старалась, все не успела. Кашу и еще что-то я приготовила, а овощи получились полусырыми: я не ту температуру поставила. Матушка сказала, что это вопиющий случай, такого в монастыре никогда не было и что я теперь буду вечно на кухне, а вставать мне придется в 4 утра, чтобы успеть.
За что еще наказывала матушка?
Буквально за все. Наказания накручивались как снежный ком. Одна сестра скучала по маме, у другой было не то выражение лица, когда ей поменяли послушание, третью винили за помыслы, в которых мы все признавались в письменном виде. Досталось даже моему ни в чем не повинному коту - дымчатому персу, которого я привезла с собой в монастырь.
Холеный красавец превратился в тощего бомжа с облезлым мехом. Он фактически жил на улице, и даже в сильные морозы ему редко позволяли согреться в помещении, от кухни его отгоняли. Как-то я вернулась из ссылки в скит, и кот пришел ко мне в келью.
Матушка делала все наоборот, иногда доходило до абсурда. Хочет сестра петь на клиросе - ей запрещают, надоели кабачки - будут накрывать на все три трапезы, нет сил на тяжелую физическую работу - дадут самое трудное послушание. Матушка как-то приехала из Греции и велела, чтобы все улыбались, как там. Причастия лишала, если кто-то забыл улыбнуться. В монастыре толпы гостей, нельзя портить им впечатление. Особенно не поощрялась дружба и любая привязанность между сестрами. Подруг разлучали, обвиняя в лесбийских наклонностях.
Наказания были строгими?
Подъем в 5 часов: утренние молитвы - и на работу. И так до 11 вечера. Если игуменья тобой недовольна, она высказывала это благочинной Серафиме, которая давала тебе какое-то непосильное послушание.
Однажды мне пришлось два месяца с утра до вечера мыть посуду за всеми только за то, что на меня пожаловались одна сестра: не так споласкиваю. Тогда матушка обещала простить наказанных сестер на Рождество, а в результате простила только на Пасху. Особенно тяжело приходилось в долгие праздники с гостями-архиереями, концертами, длинными речами, пышными приемами. Мы не могли присутствовать на этих трапезах: были одеты в цветное, как чучела, а после работы спали на задворках кухни, голодные. Никто не отваживался роптать. Все боялись гнева матушки.
Это какой-то иррациональный страх, как в тоталитарной секте.
Ты живешь в закрытой системе, у тебя ни телефона, ни паспорта, ни постороннего общения.
Матушка внушала: «Ты все видишь неправильно. Черное - это белое, а белое - это черное. Ты находишься ниже нуля. Все, что тебе кажется добром, это зло». В результате все перемешивается в голове.
Матушка казалась нам всемогущей и прозорливой. Она спрашивала: «Почему у тебя лицо такое темное? Что у тебя за помыслы?» Сестры содрогались, они верили, что она видит их насквозь. Матушка все время внушает, что это лучший монастырь с афонским уставом, а остальные - колхозы. Я долго искренне делилась помыслами, а матушка за это наказывала, позорила при всех. Но особенно сильно пострадала Наташа, которую к нам прислали из Калужского Казанского монастыря на исправление за гордыню.
А что случилось с Наташей?
Она была рясофорной послушницей и мне казалась примером монашества: жизнерадостная, приветливая. Она с легкостью выполняла устав и все послушания. Но Наташа привязалась к матери Серафиме, а игуменья расценила это как пристрастие и запретила им общаться. Вообще матушка следила, чтобы в монастыре любили все только ее одну и чтобы ни к кому другому не было никакой симпатии, приязни или дружбы.
Она «раздела» Наташу - сняла с нее рясофор, начала обвинять ее в лесбийских чувствах, называть грязной блудницей, которая якобы соблазняет сестер. Требовала, чтобы Наташа покаялась, а та стояла и говорила: «Сестры, простите меня, я ничего такого не думала, я в простоте подходила...»
Потом с Наташей что-то случилось. Видели, как она ходила по лестнице и прижимала к груди Евангелие. Она все чаще была отстраненная и все время засыпала прямо за работой. Ей давали какие-то таблетки. А матушка нам объявила, что Наташе нужен психиатр, а вскоре объявила, что у Наташи шизофрения и что ее надо отправлять в психиатрическую клинику для лечения.
Я долгое время ничего о ней не слышала. Потом я как-то встретила ее в Калуге у Казанского монастыря, куда ее вернули после больницы. Она производила впечатление потерянного и несчастного человека. Доносились слухи, что ее выдали замуж за неверующего человека, он ее бил, и она потеряла ребенка. Где она теперь? Много таких сломанных матушкой судеб сестер: и в тюрьме заканчивали, и в психушке.
Вы жили и в Иерусалиме, в Горненском монастыре. Это тоже было послушание?
Да, там у меня тоже было особое благословение - работать без выходных. Потом дали один день отдыха в неделю. Мать Спиридона и Галя из нашего монастыря постоянно доносили на меня игуменье Николае. А горненские сестры, за некоторым исключением, старались жить по Евангелию. От монахини Иоанны, к которой меня поселили, исходила только любовь, забота и поддержка, так же как и от игуменьи монастыря матушки Георгии. Мне это было дико, я к такому не привыкла, так как в Малоярославце видела только жестокость со стороны матушки и ее приспешниц.
Как ваша маленькая дочь переносила разлуку с вами?
Она страдала без меня. Каждый раз, когда меня матушка куда-нибудь посылала, Диана очень переживала. В монастыре все чувственное надо отринуть, в том числе и проявления любви к собственному ребенку. Я практически была лишена общения с дочерью. Для каждой встречи с ребенком нужно благословение. Душа рвется, когда дочь болеет! Забегаешь в приют, а тебя не пускают без благословения матушки. А какое благословение, если я не вылезала из послушаний?
Только в воскресенье, во время отдыха, я могла видеться с дочерью, если находилась в монастыре, а не в ссылке. Когда я была в скитах, мы не встречались неделями. А так… мельком в храме, хватала ее за ручку. Или когда дети проходили «канавку» - крестный ход по всему монастырю с молитвами Богородице, я выскакивала из трапезной, чтобы хотя бы помахать. Тоже могли наказать, если ребенок подбежит. Однажды так пообщались, а потом донесли, и Дианку наказали - неделю держали на одном супе.
Не знаю, как это можно выдержать. Не обнять лишний раз, не прижать к себе, не поцеловать…
Я подошла, ребенка поцеловала, а за это ее лишили сладкого, отдыха и заставили мыть туалеты. Диана мне кричала: «Мама, не подходи!» Она была поникшая, как погашенный фонарик. Не ела и засыпала на ходу.
Однажды, проходя мимо детского приюта, я услышала громкий плач, в котором узнала голос своей Дианы. Бросилась к ней. Оказалось, мою девочку наказали: «Не пойдешь в трапезную, пока не найдешь свою юбку!» Я достала первую попавшуюся юбку и посоветовала сказать, что нашла свою. Детей вообще кормили еще хуже, чем сестер. Молоко, творог давали редко, а мясо - никогда.
Вы тоже жили впроголодь?
Только в праздники в монастыре устраивались пиры с разносолами. Но в обычные дни хотелось просто хлеба с солью, но матушка хлеб ограничила до двух кусочков белого и двух черного. Как-то я выменяла у одной сестры фотографии моей дочки на черный хлеб. Это было без благословения, и, когда я матушке призналась, она, сидя на своем троне, порвала фотографии на моих глазах.
Как Диана смирялась с монастырскими порядками?
Диана не хотела жить в монастыре. Когда она об этом говорила, ее запугивали: «От тебя мама отказалась. Пойдешь в детский дом. А там бьют, к кровати привязывают! Если хочешь, пиши заявление!» И моя маленькая дочь все равно написала заявление!
Потом уже, когда мы покинули монастырь, она мне призналась, что в самом начале, когда ей было всего шесть лет, мать Александра закрывала ее в туалете и заставляла ногтями отскребать ржавчину в унитазе. Она скрытная по характеру и считала, что, если расскажет мне, то будет еще хуже.
А сколько раз ее собирали в какие-то поездки, подбирали наряды, в которых она так мечтала походить, а потом чемодан отбирали, и она никуда не ехала. На отдых в Анапу отправили внучку Николаи.
Диана старалась выполнять все послушания, по струнке ходила, но все было бесполезно. С последней поездки дочку сняли, потому что перед отъездом она вся пошла волдырями. Подумали, что ветрянка, но ветрянкой она уже переболела. Это было на нервной почве. Она вообще в последнее время начала часто болеть с высокой температурой.
Когда вы приняли решение уйти из Черноостровского монастыря?
Дочь не выдержала первая. Я ушла благодаря ей. В Иерусалиме у Гроба Господня я молилась о том, чтобы мы с Дианкой научились послушанию. А в это время в монастыре произошла история с моей дочерью. Ее отправили в трапезную одну мыть посуду за 80 сестрами, она отказалась, сказала: «Я убегу!» Конечно, она не ожидала, что ей поверят. Но ее слова восприняли всерьез, матушка не хотела проблем с законом, испугались, разыскали мою старшую дочь в Боровске по телефону и потребовали забрать Диану.
Было 11 часов вечера. Маша просила подождать до утра, но ей не разрешили. «Твою дочь вышвырнули!» - радостно сообщили мне наши инокини.
После возвращения из Иерусалима меня уже ждало новое наказание - послушание помощника повара на детской трапезной. Там работают в два раза больше, чем обычно, почти без отдыха и служб. Это очень изнуряющее послушание: большая трапезная, бесконечные гости, учителя, дети, праздники, посуда, чистилка и многое другое. Для меня с моим хроническим малокровием, анемией, с постоянной усталостью это послушание было бы очень тяжелым. Но мое здоровье никого не интересовало.
Эти пять лет жизни не могли пройти бесследно ни для вас, ни для Дианы…
Дочка была как звереныш: она пряталась в шкафу, если что-то уронит, сразу кричала: «Я не виновата!» А я после ухода оттуда год еще, что бы ни делала, мысленно сверяла свои поступки с игуменьей: как бы она отнеслась?
Я долго ходила в черных одеждах: боялась, что со мной случится что-то страшное. Матушка пугала: кирпич упадет на голову или изнасилуют. Когда я бывала в Калужской области и видела поворот на Малоярославец, меня охватывал ужас. Страх случайной встречи с матушкой Николаей гнал меня как раненого зверя, и, увидев ее на службе, я бежала, не разбирая дороги. Мне и сегодня трудно говорить о прошлом отстраненно. Эта рана по-прежнему болит. Когда погружаешься в воспоминания, как будто проживаешь весь ад заново - всю эту жестокость и нелюбовь.
Но вы не сразу решились полностью порвать с монастырским прошлым?
Несмотря на ужасное состояние крови - высокий сахар и анемию, - я еще два года пробовала продолжить свой монашеский путь на подворьях монастырей, пока духовник Троице-Сергиевой лавры не дал мне другое благословение на работу, что означало жить в миру.
А где сейчас Дарья-Диана?
Дочь живет сейчас в детском приюте Свято-Троицкого Стефано-Махрищского монастыря и учится в обычной школе. Этот монастырь мне рекомендовали еще в Иерусалиме. Там все устроено иначе.
Когда мы несколько месяцев жили дома, дочь совсем отбилась от рук: спала до полудня, сидела в Интернете, покрасила волосы, постриглась. У нее наступил переходный возраст, хотелось всего и сразу, и я понимала, что не удержу ее, и попросила мать Амвросию взять ее в приют до окончания школы.
Меня Диана ни во что не ставила - это сделала матушка Николая. Она меня обесценила в глазах дочери, я всегда была изгоем, вечно на плохом счету. Когда я везла дочь в Махру, она мне говорила: «Я никогда, никогда не отдам своих детей в монастырь!» У нее такой протест был! В храм не хотела идти, говорила: «Хватит, я намолилась!» Сейчас наши отношения налаживаются, но я чувствую, что у нее обида на меня.
Игуменья Николая, настоятельница Свято-Никольского Черноостровского монастыря.
...Несмотря на все пережитое, Регина не потеряла веру. Во многом благодаря своему духовнику, которого встретила на монастырском подворье в Талицах. Отец Давид, как говорит Регина, проявил к ней неподдельную милость.
Она молится, посещает службы, исповедуется и причащается. Но в монастырь она никогда не вернется. Эта страница жизни закрыта навсегда. Там, за высокими стенами, откуда так близко до небес, было все, что составляет монашескую жизнь, кроме самого главного - любви. А ведь Бог и есть любовь.
Святитель Николай помогает всем, кто просит его об этом, и даже тем, кто не только не просит, но и не знает, что можно просить…
Я его ещё даже не просил, а святитель мне уже помогал
, благочинный Москворецкого округа, настоятель храма Спаса Преображения на Болванке:
Помню, однажды, ещё в довоенное время, когда мой отец не был священником, сидел он как-то и заряжал патроны (папа был охотником-любителем), а мы со старшим братом Петром играли рядом. Отец дал нам по карамельке, чтобы мы не мешали ему. И я подавился этой конфетой, она застряла у меня в горле. Старший брат увидел, закричал:
Папа, папа!
А я как-то так машу руками. Отец заглянул в горло - там конфета. Хотел её вытащить - ещё дальше затолкнул… Мамы в это время дома не было. Отец схватил меня и побежал к соседке (мы снимали полдома в Зарайске). Дело было осенью, в ноябре. Хозяйка, видимо, ходила к колодцу и, пока несла воду, наплескала её на пол, та и замерзла. Наши половины разделяла фанерная дверь. Отец выбил её ногой, а пока бежал, взмолился святителю:
Помоги - ребёнок носит твоё имя!
И вот бежит со мной на руках, да как поскользнется! Упал, ударился локтем о лавку - тут конфета и вылетела. Отчетливо помню тот момент, когда я начал дышать: отец меня держал на руках под лампочкой. Это было первое, а может быть, уже и не первое участие святителя Николая в моей жизни.
Известно, например, что в Великую Отечественную войну, когда немцы подходили к Зарайску, их лазутчики во всех бойницах Кремля увидели пушки. Кремль будто ощетинился пушками. Немцы не решились его брать. Одной благочестивой женщине было видение, что святитель Николай стоял на страже города с мечом. У нас же там, в Зарайске, есть известная икона святителя Николая Зарайского.
Старик, который всем помогает и ждёт, пока человек сможе т уверовать
Иеросхимонах Валентин (Гуревич), духовник Донского монастыря Москвы:
Удивительно, что святитель Николай оказывается скорым помощником и в тех случаях, когда люди не только не призывают его с верою, но даже не подозревают о его существовании.
Во время русско-японской войны, в начале ХХ века, был такой случай. На здании вокзала в Китае русскими была повешена большая икона святителя Николая. На вопрос японского генерала об этой иконе местный китаец ответил, что это - старик, который всем помогает. Свидетелем этого разговора был ещё японский солдат.
Вскоре после этого произошло сражение между русскими и японцами. В этом сражении японцы были разбиты.
Солдат, который слышал этот разговор, вместе со своими сослуживцами бежал с поля боя. Путь лежал через болото, и он увяз в нём, его стало засасывать. Когда он уже погрузился по грудь, и никого не было вокруг, кто мог бы оказать ему помощь, он взмолился от всей души: «Старик, который всем помогает, помоги мне!!!» Тут же явился этот старик и вытащил его из болота.
В это же время японский генерал, о котором шла речь, тяжело раненный, лежал на земле среди трупов своих подчинённых. Кровотечение было столь обильным, что это грозило ему скорой смертью. Вокруг не было никого, кто мог бы оказать ему помощь. И тогда он воззвал теми же словами, что и утопавший в болоте японский солдат: «Старик, который всем помогает, помоги мне!!!» Мгновенно явился старик, который взял его на руки. Он потерял сознание и очнулся на расстоянии множества километров от поля боя, в японском госпитале, где ему была оказана помощь.
Вернувшись на родину, он стал прихожанином православной общины, возглавляемой равноапостольным святителем, которого, так же как и его спасителя, звали Николаем. Женившись на прихожанке этой общины, он стал многодетным отцом и всем своим детям обоего пола дал одно и то же имя - Николай.
Ещё один случай помощи со стороны этого «старика» поведал певец Вертинский. Один старый китаец шёл по слабому льду через реку и провалился в полынью. Несчастного уже затягивало течением под лёд, когда он вспомнил, что русские всегда просят помощи у какого-то старика, изображение которого висит на вокзале.
Старик с вокзала, помоги мне! - были последние слова китайца. Потом он потерял сознание. Очнулся он на другом берегу и первым делом бросился на вокзал благодарить святого старца за чудесное спасение.
После этого случая и сам рыбак крестился, и многие другие китайцы последовали его примеру.
А однажды, в начале своего воцерковления, я познакомился с пожилой женщиной. Она жила в Гнездниковском переулке и была прихожанкой храма Воскресения Словущего в Брюсовом переулке.
До этого, по молодости лет, она работала с Орджоникидзе и другими деятелями революции. Сама она была латышка, звали её Эльза Яновна. Муж у неё был армянин, тоже из большевистских кругов, всю сознательную жизнь был атеистом, а в детстве, как и его жена, был крещён в инославии.
Ко времени нашего знакомства её муж скончался после тяжёлой и неизлечимой болезни, надолго приковавшей его к постели, и она за ним несколько лет ухаживала.
И вот однажды, - Эльза Ивановна мне рассказывает такой случай, - входит к ним соседка по коммунальной квартире и поздравляет их с праздником:
Сегодня Николай Угодник! - и показывает им икону святителя.
А муж вдруг говорит:
Сегодня этот старик явился мне во сне и напомнил всю мою жизнь. Я увидел все случаи, когда был в смертельной опасности. Где-то на горной речке в Армении… - и пр. и пр.; в том числе смертельная опасность возникла в те годы, когда вступили в силу железные законы революции, уничтожающей своих творцов. - И я постоянно получал избавление. И вот этот старец сказал мне: «Всегда, когда ты оказывался на краю гибели, я тебя спасал. Почему ты не хочешь меня знать?»
И вдруг приходит соседка с иконой!
Эти муж с женою оба уверовали и были присоединены к Православию.
Хватит просить - хватит и помогать
, духовник Сретенского монастыря Москвы:
Когда ещё не отреставрировали в нашем Серафимовском скиту Рязанской области храм Казанской иконы Божией Матери, да и сам скит ещё не был отстроен, мы служили там всего два раза в год, на Казанскую - летом и осенью. Нам тогда уже передали на хранение чудотворную Казанскую икону Божией Матери из этого храма, которую ранее верующие хранили по домам. Икона интересная по иконографии: Архангел Гавриил держит на руках Казанскую икону Божией Матери.
Накануне очередной службы, на летнюю Казанскую, мы загрузили наш старенький монастырский Фольксваген всем, что было необходимо привезти в скит для богослужения: в первую очередь эту икону, подсвечники, облачения и пр. Ехали мы вдвоем с водителем. Уже выехали за МКАД. У нас открывается металлическая деталь, которая держит за колесом брызговик, и вспарывает шину так, что та превращается в лохмотья.
И вот мы продолжаем путь со скоростью пешехода. Это повреждённое колесо бьет ободом по дороге: бум-бум, бум-бум. Баллонного ключа, чтобы открутить и поменять колесо, у водителя нет. А нам же надо успеть приехать, да ещё и приготовить всё для службы, чтобы она вовремя началась…
Еле дотащились до магазина «Автозапчасти», водитель сбегал, купил баллонный ключ, наехал на кирпич, надел ключ на гайку и стал прыгать по нему, а ключ ни с места - туго гайка вкручена. Он прыгает-прыгает, - а сам он был маленький, легкий по весу. Ничего не получается. Почему я не додумался сам попрыгать, не знаю. Стал молиться святителю Николаю:
Святитель Николай, помоги! Нам же надо на службу успеть.
Смотрю: тут же процесс пошёл! Гайка стала откручиваться. И про себя подумал: «Ну, всё. Хватит просить, уже откручивается…». Только я так подумал, он опять: прыг-прыг-прыг, - а гайка ни в какую. Тогда я опять стал просить святителя Николая:
Святитель Николай, прости! Помоги!
Всё - опять гайка стала откручиваться. Мы так поменяли колесо и вовремя успели на службу.
Вот такое поучение: хватит просить - хватит и помогать.
Святитель Николай удивительно поддерживает всегда у человека именно живую веру, - не опосредованное какое-то традицией или чем иным отношение к Богу, к молитве, к святым… А именно живую веру, - непосредственное обращение. Как и должно быть.
Как нам спонсор деньги с Неба кидает
, настоятельница Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря города Малоярославец:
Нам надо было строить здание приюта. На стройке работала фирма. Это каждый месяц счета. А благотворитель сказал:
Матушка, что-то у нас денег сейчас нет. Пусть они строят, а мы потом расплатимся…
И вот они строят-строят, в мае у меня уже долг в 3 миллиона. Тогда это были другие миллионы, - эта сумма была по тем временам более значительной, чем в пересчете на современные деньги. Я потеряла сон. Меня, конечно, пытались подбадривать:
Сейчас вся страна так живет!
Но меня это как-то мало утешало. И вот выдаётся поездка в Бари - мы с детишками летим к мощам святителя Николая. Служится литургия. Все мы взяли по свечечке. Стояли на службе на коленочках и молились.
Отче Николае, - говорю сокрушенно. - Прости, что я у тебя прошу не то, что надо просить… Прошу денег для избавления от долга. Я вынуждена.
Кончилась литургия. Подходит ко мне наш помощник, который и саму эту поездку организовал, знакомит меня с двумя представительного вида мужчинами.
Вот они, - говорит, - слышали про ваш долг, хотят вам помочь.
У меня - слезы. «Отче, - думала, - что же я у тебя молитвы не просила? Если с деньгами так можно всё за секунду решить?»
Причём они не только уплатили наш долг, но и помогли нам всё это достроить.
Когда у меня спрашивают:
Кто у вас спонсор?
Святитель Николай, - отвечаю, - с Неба кидает.
Надо что-то выстроить - находится ровно столько, сколько необходимо.
Случай на перроне
, прихожанка московского храма преподобного Марона Пустынника (Благовещения Пресвятой Богородицы в Старых Панех):
Помню, на память святителя Николая, в будний день, я пошла на службу в наш храм преподобного Марона Пустынника. Исповедовалась, причастилась. Попила чаек в трапезной - так мы общиной отметили праздник вселенского святого. И вот мне уже надо было спешить на вокзал, ехать на «Сапсане» в командировку в Тверь. Прохожу на перрон. Надо пройти определённый для этого класса поездов контроль. Вижу, что проводники стоят уже у вагонов, проверяют паспорта, сверяют данные с электронной регистрацией. Машинально достаю паспорт. Он у меня случайно приоткрывается… А это паспорт мужа!!! У нас ещё и фамилии разные. Видимо, утром второпях взяла не свой. Ну, всё… А так как я шла достаточно быстрым шагом, то и сама не заметила, как оказалась уже перед дверями нужного мне вагона… Проводница протягивает руку за моим паспортом…
Святитель Николай, пожалуйста, помоги! - только и успеваю взмолиться я.
Проводница внимательно смотрит.
Пожалуйста, проходите! - возвращает мне документ, удостоверяющий личность моей второй половины.
Заходя в вагон, я уже благодарила святителя Николая. Всё произошло так стремительно, хотя у меня перед внутренним взором и успели пронестись картины того, как меня разворачивают, тактично поясняя, что на фотографии вообще-то не я… И когда я услышала: «Проходите!» - я чуть было не переспросила: «Точно?» Но чудо есть чудо.
А на обратном пути «Сапсан» стоит на перроне в Твери всего минуту - там уж не до тщательной проверки паспортов. Так что и оттуда я в день памяти святителя Николая благополучно вернулась.
Вот так святитель Николай поддерживает в нас живую веру.
Подготовила Ольга Орлова
Игумения Николая (Ильина)
Об опасности развить «самость» даже в послушании, искусстве пожаловаться на самого себя и о том, когда монаху нужно идти к людям, журнал «Монастырский вестник» беседует с настоятельницей Свято-Никольского Черноостровского монастыря игуменией Николаей (Ильиной).
Новый человек
Матушка, мне бы хотелось, чтобы наша беседа была обращена, в первую очередь, даже не к монашествующим, а к тем, кто только думает об этом пути. Вот сейчас, слава Богу, в нашей Церкви открыто множество монастырей, учреждаются новые обители. Все они наполняются людьми, которые чувствуют в себе монашеское призвание, или, по крайней мере, им кажется, что они это чувствуют. Кто-то в итоге остается, кто-то уходит. И вот здесь важно с самого начала понять, что такое монашество, чтобы у ищущих этого пути не было подмены понятий.
Господь сказал всем христианам: Возьми свой крест и по Мне гряди. И каждый из нас, христиан, понимает, что это значит. Но, скажем так, монахи идут за Христом в первых рядах, взяв свой крест. Наш старец говорил: «Человек не может стать монахом, если его сердце не уязвится любовью ко Христу». Любой христианин любит Христа, поэтому мы пришли в Православие. Но у монаха есть особая своя тайна – тайна любви к Богу. Эта любовь – она как призыв, то есть это как зажигается пламя в твоем сердце и ты, руководимый этим пламенем, должен к подобному прибежать. Поэтому пламя Божественной любви, когда оно зажигается в сердце, зовет к Богу, но и зовет к людям, которые так же, как и ты, возгораются этим пламенем.
Если нам после того, как мы получили этот огонек в своем сердце, удалось не потушить его, то он нас, как правило, приводит в монастырь. Мы приходим в монастырь не для того, чтобы стать бухгалтером, поваром, секретарем, портным. Мы приходим в монастырь для того, чтобы стать монахом.
Монах – значит «один», «одинокий». Значит, ты должен полностью освободиться, быть в единении с Богом. Только ты один стоишь перед Богом, и всё, что мешает этому единению, даже если это твои родные, даже если это твое образование, твоя работа, ты должен это всё оставить и прийти как бы нищим, встать перед Богом как нищий, чтобы обогатиться уже новым богатством, тем, которое Бог тебе даст.
Конечно, в миру часто не понимают этого, говорят, что монахи – они бездельники, они уходят от забот, они не трудятся (особенно так при советской власти говорили). Но это совсем не так. У монаха колоссальные труды. Я не говорю о физических трудах. Собственно, это и не очень правильно, чтобы в монастыре были большие труды в полях, огородах, на стройках. Но коль скоро мы получаем разрушенные обители, коль скоро мы получаем руины вместо зданий, мы должны их восстановить, мы должны их как-то обустроить и должны какую-то материальную базу иметь в виде коров, полей и прочего, чтобы монашеская жизнь монастыря восстановилась. Это заставляет нас физически много трудиться. Но по мере того, как монастырь потихонечку восстанавливается, монах должен отходить от этих внешних дел, сводя их к минимуму для того только, чтобы обеспечить жизнь монастыря, и всё более и более заниматься внутренним строительством, то есть стремиться к той цели, для которой нас призвал Господь. А какая это цель? Соединиться с Ним. Чтобы наше сердце соединилось с Богом. Чтобы тот огонь, о котором я говорила, выжег всё лишнее, ненужное, всё эгоистичное – всё то, что нам мешает. Чтобы всё это мирское ушло, и вот в этом огне родился новый человек – человек Христов. И тогда в такое очищенное сердце Господь приходит, человек соединяется с Богом и в этом исполняет свою монашескую цель.
Но прежде, чем достигнуть этой цели, надо пройти длинный тернистый путь...
Да, этот процесс достаточно сложный и долгий, и дай Бог, если к концу жизни мы всё-таки достигнем этой цели. Поэтому здесь мы даем Богу монашеские обеты. А обеты мы даем не сразу. Если мое сердце загорелось любовью ко Христу, я ищу то место, куда я приду, – скажем, монастырь.
Я прихожу в монастырь и тут я должна определиться, в первую очередь, мой ли это монастырь. Так ли я представляла себе монашескую жизнь? То, что я ищу, нашла ли я здесь? Для этого нам дается искус в течение трех лет, а для кого-то и еще больше, когда сестры называются послушницами. Интересно, что в Сербии, например, они называются искушенницы, – слово, которое даже более точно передает смысл этого подготовительного этапа. И ты в этот момент должна понять, во-первых, любишь ли ты так Христа, как это тебе казалось. Любишь ли ты Христа так, что хочешь потерпеть ради Него всё? Господь сказал: возьми свой крест – он тяжел, и мы не знаем, сможешь ли ты ради Божественной любви понести этот крест? Это первое испытание.
Второе испытание – твой духовный наставник, духовный отец, духовная мать и сестры, которые тебя окружают. Сможешь ли ты войти в эту семью? Твоя ли это семья? Всё ли подходит тебе для этого? В то же время сама семья тоже смотрит на тебя и решает другой вопрос: подходишь ли ты этой семье? Могут ли сестры принять тебя как свою родную сестру? Сможешь ли ты слушаться наставницу, которая потом, впоследствии, возьмет на себя ответственность на Страшном Суде отвечать за тебя? И это очень тяжело, это большая задача. Твоя духовная мать или твой духовный отец смотрит на тебя и определяет, может ли он ответить за этого человека, может ли он вымолить этого человека, помочь этому человеку. И вот этот вопрос решается за три года, и я еще раз добавлю: иногда и больше. Потом, когда ответы на все вопросы найдены, человек пишет прошение, и его только-только принимают в послушницы – пока он еще кандидат. Потом уже, когда тебя приняли в послушницы, одели в платочек, время подготовки продолжается – до иноческого пострига.
Вот так в нашей русской традиции. Греческая традиция иная, но, на мой взгляд, правильная всё-таки наша, когда около десяти лет послушница испытывается для того, чтобы принять иноческий постриг. А здесь уже решаются другие вопросы: насколько ты готов исполнить монашеские обеты. Ты пока только лишь примеряешься к ним, хотя, собственно, когда на тебя надели подрясник (а подрясник – это уже одежда послушания), ты уже тем самым даешь Богу как бы обещание быть послушным.
О дружбе в монастыре
Вот здесь можно поставить вопрос: для чего нужно быть послушным и что такое послушание? В миру, мы знаем, есть дисциплина.. .
Послушание – это очень серьезный монашеский обет, самый первый. Почему? Потому что мы тут подражаем Христу. Вся та жизнь, которую мы проводим в монастыре, она и есть подражание Христу, и Христос для нас является идеалом и источником вдохновения.
Сам приход Божиего Сына на землю, Господа нашего Иисуса Христа, – это послушание. Как Он Сам говорил: Я пришел исполнить не свою волю, но волю пославшего Меня Отца. Мы знаем, что Он Бог, Творец всей вселенной, Боговоплощенное Слово. Он приходит на землю как Послушник Своего Небесного Отца. Это главное.
Почему? Потому что всё проклятие этого мира, падение этого мира, начавшееся с Адама, происходило от непослушания человека. И поэтому Господь, дабы исправить человеческий путь к Богу, дабы вернуть человечество к Богу и показать путь исправления и покаяния, показывает путь, обратный преслушанию Адама: Он дает нам путь послушания Богу.
Но, конечно, послушание Богу – это тоже вопрос. Мы не можем слушаться Бога, как пишут святые Отцы, Которого не видим, но мы можем слушаться человека, которого видим. Поэтому здесь, в монастыре, нам дается наставник – духовник. В разных монастырях по-разному бывает, потому что много семей – много разных устоев. Но на самом деле для самого послушника всегда духовным наставником является непосредственно тот, кто в монашеских обетах называется старец или старица, – это тот, кому послушник вручается после пострига. Он уже становится монахом, и согласно установлению IV Вселенского Собора при постриге должен обязательно быть старец или старица, кому монах вручается.
И это первое послушание: ты слушаешь начальствующих. Тут есть, как сейчас модно говорить, вертикаль: например, вот сестра, я ее восприняла от пострига, и она слушает меня, и она мне послушна. В монашеских обетах при ней говорят: во всем повинися старице. В этом будет залог твоего спасения – во всем повинися старице и спасешися. А, помимо этого, она должна еще слушаться всех до самого младшего в монастыре.
То есть в послушании мы отсекаем свою волю, мы показываем, что та порочная человеческая воля, которая так мешала в миру, нам не нужна – нам нужна воля Божия. А волю Божию мы услышим, узнаем тогда, когда отсечем свою. И поэтому послушание очень важно. И оно важно не только послушнику. Можно задать вопрос: вот вы, матушка, стали игуменией – и что? А ничего. Точно так же продолжаю послушание своему старцу или старцу монастыря и, естественно, своему правящему Владыке. Вот когда мы образовывались только, тогда был еще жив наш старец схиархимандрит Михаил в Троице-Сергиевой лавре (Царство ему Небесное), он сразу же нас учил так: «Владыка – это ваш второй старец». Батюшку мы знали еще в миру. Потом милостью Божией все сестры стали приезжать к нему как к старцу и наши матушки игумении все стали его чадами. Но вот батюшка всегда так учил, что второй старец, правящий архиерей, более главный. Для нас это митрополит Климент. Поэтому игумения также в послушании, и сами старцы в послушании у своих старцев, Владыка в послушании у Патриарха и т.д. То есть вот этот принцип послушания распространяется на всю Церкви, потому что это самое главное в монашестве. И милостью Божией в нашем монастыре, когда батюшка отошел ко Господу и нам было трудно потерять старца, мы обрели не менее сильного старца – отца Власия из Пафнутиево-Боровского монастыря. Поэтому так и происходит: Владыка, старец, игумения, послушник – вот такая иерархия соблюдается, и все находятся друг у друга в послушании.
К чему готовиться послушнику / послушнице?
Конечно, когда ты послушник, тебе это очень трудно. Мы встанем утром не тогда, когда хотим, а когда нам скажут; мы пойдем в трапезную и поедим не то, что хотим, а то, что предложат; и делать мы будем не то, что хотим, а то, что скажут, – опять-таки послушание. В этом плане характерно то, что в монастыре послушания меняются. Как правило, есть иконописцы, преподаватели, пошивочная и тому подобное – одним словом, творческие послушания, на которых нужны особые способности. Но, чтобы человек, так сказать, не утверждал сам себя в этом делании (сейчас мы говорим о внешнем послушании), оно у него меняется. Поэтому мы все бываем на кухне: каждую неделю любая сестра выходит как повар, и так проходят все сестры. И есть другие послушания – на коровнике, где молодые сестры, которые тоже постоянно меняются своей чередой. Те, которые постарше, они на чистилке. Таким образом, послушания всё время меняются затем, чтобы сестры не привыкали, чтобы это было только подельем.
Внутреннее послушание тоже проверяется, потому что на своем послушании, в работе, ты должен читать молитву. Хотя мы сейчас, говоря о послушании, и перешли к вопросу внешнего послушания, но главным в монастыре является молитва, то есть общение с Богом. Молитва – это как воздух в монастыре. То есть мы просыпаемся – сразу идем в храм, просим Божией помощи. Из храма мы выходим и идем в келию – там у нас келейное правило Иисусовой молитвой осуществляется. Потом мы идем на Литургию, где продолжается молитва. После Литургии мы идем на трапезу. И на трапезе нам читают – как правило, у нас в монастыре это игумения читает – святых Отцов, растолковывают, обсуждают. Это тоже молитва. Потом бывает отдых небольшой, перерыв. Ну, кто-то просто отдыхает, а многие сестры обычно читают святых Отцов – и это тоже молитва. Потом после отдыха идут на послушания. На послушании (это является законом), если ты можешь, ты вслух читаешь Иисусову молитву. Если это группа сестер, то они тоже читают Иисусову молитву по очереди. И ты опять в молитве. Потом ты идешь на трапезу, где звучит чтение, – тоже молитва. Потом ты идешь в храм – и там тоже молитва: служба совершается. И далее ты вечером приходишь в келию, читаешь либо каноны, либо Псалтирь. И так день погружен в молитву полностью. И хочешь-не хочешь, присутствуя в монастыре, ты невольно погружаешься в это поле молитвы.
На это тоже надо настроить свое сердце. И, как правило, чтобы это не превращалось в рутину, в обыденность, как я уже сказала, сердце должно гореть любовью ко Христу. И тут можно спросить вообще: что, человек не живой что ли? Не может же человек без конца гореть – бывает, и потухает, бывает, ничего не хочется. Как погода: сегодня солнце – завтра дождик. Человеческий организм тоже изменчив. Но тут нужно смотреть в корень проблемы. Если ты любишь Христа, если ты чувствуешь эту любовь, то, значит, ты жив. А вдруг ты не чувствуешь этой любви? Значит, ты почему-то духовно болеешь, умираешь – как в миру.
Требуется срочное вмешательство в ход внутренней жизни.
Да. Достаточно опытный монах знает. Почему я болею, почему я сегодня не горю, почему я сегодня хочу спать и мне всё безразлично? И начинаешь расследовать себя, опускаясь в свое сердце: я, вероятно, что-то не то сделал. Как святые Отцы пишут, своя воля – это медная стена между человеком и Богом. То есть значит, что-то, какая-то медная стена загородила для тебя Солнце, если Его нет в твоей душе. В первую очередь, это «что-то» – своя воля. Значит, какое-то было преслушание или осуждение.
Ты исследуешь своё сердце. И у тебя есть средство его очищения – это исповедь. Ты обязательно рассказываешь это на исповеди, рассказываешь как о своих духовных внутренних проблемах. О своих, не о чужих! О чужих строго запрещается говорить. Даже если твои собственные грехи или проступки связаны с другими и ты хочешь рассказать об этом, ни в коем случае чужих трогать не надо! Цель такой исповеди – это рассказать о себе плохом, а не о другом плохом, не пожаловаться на другого, а пожаловаться на самого себя. Это как раз очень помогает сердцу снова очистить и тебе опять хочется молиться. Вот такой труд у монаха.
Важно сохранить свое сердце для молитвы, для общения с Богом и для общения друг с другом, потому что тут тоже есть своя тонкость. Например, есть такое выражение у святых Отцов: если монах встретил друга в монастыре, то он потерял Бога. Батюшка Ефрем Ватопедский лично нам говорил: сестры, вы друг другу – сестры, а не подружки. Потому что, когда начинается вот это человеческое душевное общение, мы уходим в него, в какие-то свои душевные переживания, в услаждение общением. То есть опять этот мирской дух приходит в сердце, опять перебивает твою связь с Богом. И поэтому считается, что дружба в монастыре – это неправильно. Еще святой Василий Великий писал: если два монаха дружат между собой, значит, кто-то из них уйдет. Или, как правило, уйдут двое, если игумен не вмешается и одного не отправит из монастыря. Это всё серьезно.
Поэтому, когда человек не понимает монашеской жизни, всё кажется странным. Странно: как это в монастыре нельзя дружить. Почему нельзя дружить? Потому что у тебя есть один-единственный настоящий Друг. Это Бог. А всё остальное уже, получается, как бы некоторая измена. И благодаря тому, что мы – сестры, здесь должна быть определенная доброжелательность, любовь. Да, любовь, именно она позволяет сохранять монашескую семью. Но наша любовь не в том, чтобы встретились, весело пощебетали друг с другом, что-то друг другу пожелали... Да, мы желаем друг другу всего доброго, но желаем, как правило, молитвенно. А наша любовь заключается в том, что я лучше промолчу и не буду смущать брата или сестру своими навязчивыми впечатлениями, своими какими-то излишними мыслями, навязывать их. Я просто лучше со своим мнением помолчу, а когда возникнет, ну... даже не спор, а разногласия по делам, лучше я уступлю. Есть такой замечательный пример, мы его очень любим. Это когда два старца, прожившие много-много лет в монашестве, решили поссориться:
– Почему люди ссорятся, а мы нет? Давай тоже поссоримся.
– А как мы поссоримся?
– Ну, вот видишь: стоит кувшин? Давай ты будешь говорить, что это твой, а я буду говорить, что это мой. И мы таким образом будем ссориться.
И начали. Один говорит, что это мой кувшин, а другой ему возражает: нет, это мой кувшин. Тогда тот говорит: ну, если твой – так возьми. По своей привычке так сказал. Вот надо, чтобы это было навыком, чтобы мы всегда могли уступить друг другу. И если это любовь не ко Христу, то ничего не получается. В первую очередь, мы любим Христа, через Христа мы уже любим друг друга. Конечно, новоначальным монахам тяжело, да и всем нам, может быть, далеко до этого.
Двери нараспашку
Как всё-таки выстраивать отношения с ближним в монастыре?
Вы помните преподобного Серафима Саровского, который каждого человека встречал искренне: «Радость моя!»? Радовался ему и любил его. Вот такая вселенская любовь достигается только любовью ко Господу. Для Бога мы все равны. Он любит всех нас, и, когда человек приближается к Богу, тогда он учится любить именно так. Если вспомнить авву Дорофея, у него есть такая схема: Господь – как солнышко, и от Него лучи, то есть пути шествия людей. И чем ближе люди к Богу, тем ближе они находятся друг ко другу. Это очень важно. Важно сохранить этику монашеских отношений, чтоб не было ссор. Достигается это тем, что ты стараешься всегда расположиться к сестре. И, даже если у тебя в душе на нее брань, ты должен ей улыбнуться, пожелать доброго дня или сказать что-то такое доброе, немного, но сказать для того, чтобы показать свое расположение. Старец Эмилиан так писал об этом: самое лучшее, что мы можем отдать брату или сестре, – наша улыбка, наше расположение. Самое худшее, что мы имеем, – это раздражение: мы должны оставить на дне своего сердца для исповеди.
Многие скажут, что это лицемерие...
Нет, это не лицемерие. Знаете, как говорят: ты сделай маленький шажок, а Господь доделает всё за тебя. И если ты ради Христа пойдешь и улыбнешься, как кажется, своему врагу, с кем ты только что поссорился, то всё остальное Господь доделывает. Потому что обычно бывает так: поссорились сестры, что-то неприятное сказали друг другу, а на следующий день одна идет, улыбается, просит прощения, а та ее уже ждет с этим. И таким образом все дьявольские козни разбиваются.
Если такой принцип любви есть в монастыре, тогда образуется большая дружная семья.
Если продолжать разговор об обетах, то обет целомудрия – это тоже подражание Христу. Это чистота. Когда Адам был изгнан из Рая, он мало того что оступился, преслушался, не послушал Бога. Когда Господь взывал к нему: «Адаме, где ты?» – он отвечает: «Нет, я не могу к Тебе выйти». Господь спрашивает: «Ты вкусил от Древа?» Тогда Адам не говорит: «Прости».
Господь спрашивает:
– Зачем ты это сделал?
– А это не я – это жена, которую Ты мне дал.
Тогда Господь спрашивает Еву:
– Зачем ты это сделала?
– А это не я – это змей, которого Ты послал.
Таким образом обличается наш человеческий порок самооправдания. Мало того что мы, как правило, оправдываемся всегда, когда нас обвиняют, не просим прощения, мы еще кого-то виним. Вот так же Адам. Он же не покаялся, и Господь на некоторое время для покаяния его отослал на землю, чтобы он потом вернулся, покаявшись. Но покаяния не было, потому что Адам, как пишет схиархимандрит Софроний (Сахаров), потеряв опору в Боге, стал делать подпорки. Первая подпорка – это я, я сам, гордыня. Вторая подпорка – это моя жена. Третья подпорка – мой дом. И как раз отец Софроний в этом слове говорит, что монашеские обеты разрушают эти подпорки Адама, нашего ветхого человека, с тем чтобы мы вновь обрели опору в Боге, чтоб мы видели Христа. Послушание разрушает эту гордыню, «самость». Целомудрие разрушает то, что называется женой, нестяжание разрушает мой дом, мое имущество.
У монаха нет ничего. Нам очень нравится такой афонский обычай (пытаемся тоже ему подражать): выходя из келии, оставлять ее раскрытой нараспашку – ведь ничего твоего нет, но, когда ты входишь в келию для молитвы, тогда ты закрываешься, чтобы тебе уже никто не мешал быть со Христом. Обет нестяжания выражается в этом.
Матушка, раз монахи в авангарде, они первыми и встречают «огонь неприятеля»...
Естественно, диавол ненавидит монашество – это ясно и понятно. Нам близок такой пример: немцы оккупировали территорию. И местное население деревни собирает яички, сало, им несут, и немцы их не трогают. Они вроде как «свои». Но стоит одному из этой деревни взять ружье и уйти в лес, сказать: «Я партизан», – то его сразу ищут, леса прочесывают, только бы его убить. То же самое происходит и здесь. Монах невидимо надевает на себя параман, говорит, что я язвы Господа на теле моем ношу, то есть всё, что претерпел Господь. Враг сразу старается настичь и эти язвы нанести ему. Конечно, эта борьба начинается с первых дней прихода в монастырь. Если приходит молодая девушка, приходит в чистоте, у нее борьбы меньше. Ее больше внутренними искушениями враг борет: унынием, тоской по дому. А если человек пожил в миру и имеет какой-то опыт своего служения греху, страстям, тут-то диавол сразу его не отпускает. И начинается очень тяжелая борьба. И собственно до смерти идет эта борьба, этот бой. Но с нами же Бог.
Когда начинается постриг, тебе, во-первых, от имени Господа говорится, что сейчас ты будешь давать обеты, и Господь, и Матерь Божия, и все святые невидимо присутствуют здесь. Очень глубокий смысл монашеских обетов и самого чина пострига. Потом на Страшном Суде тебя будут судить не так, как ты обещал, а как исполнил. И ты уже понимаешь смысл, значение всего этого. А далее тебе говорят, что ты будешь жаждать, будешь алкать, будешь гоним, будешь окружен скорбями. И только одно спрашивают: так ли ты это всё исповедуешь? Собираешься ли взять этот крест на себя? Перед этим как раз эти слова: кто хочет следовать за Мной, да возьмет свой крест и по Мне грядет. Ты, конечно, участвуя в этом таинстве, соглашаешься, и, собственно, ты, уже придя в монастырь, соглашаешься на это, но здесь эта важность обостряется – ты обещаешь это. И после того, как ты пообещал (как Господь сказал: «Я милости хочу, а не жертвы»), Он говорит: «Я буду стеной, которая тебя защитит, Я буду водой, которая тебя напоит, пищей, которая тебя накормит». И, действительно, если всё упование мы возлагаем только на Бога, как написано, всяк уповай на Тя да не постыдится вовек, то это упование нас в конце концов или избавляет от искушения, или же во благое претворяет это искушение.
Дары с Неба
Сейчас «модно» в светской среде обсуждать, насколько состоятельны материально монастыри, сколько средств к ним поступает...
Знаете, мы очень богаты, я не могу даже сказать, насколько мы богаты. Нищетою. Как наш святитель Николай, потому что он у нас спонсор, самый главный, – лучше спонсора, наверное, нет. И даже говорят, что все монастыри, которыми управляет святитель Николай, все всегда богаты.
Если спросите, где мы берем деньги, то я до сих пор не знаю. Мы обычно так и говорим: с неба падают. Вот, например, идет стройка. Сейчас мы строим храм Святителя Спиридона. Как мы его строим, я не знаю. Нужен купол? Сразу кто-то находится и оплачивает купол. То есть нет каких-то безумных счетов, каких-то жертв, но, когда нужно что-то, оно всегда находится. Это тайна. И это, пожалуй, самое главное чудо. Часто спрашивают о чудесах. Их, по-хорошему, много, но самое главное чудо – как мы живы. Иногда я задумываюсь. 120 сестер. Это значит: 120 кроватей, 120 подушек, 120 одеял, 120 одежек на каждый сезон. Плюс 50 детей. И то же самое. Откуда и как? Но как-то всегда это получается, причем очень таинственным способом. Стоит только подумать о том, что нужно бы вот это, как сразу это находится, если, действительно, оно нужно.
Мы сюда пришли: вода – на источнике, туалет – деревянный домик на улице, всё в руинах, денег нет. А тогда нам всё равно казалось, что мы живем во дворце. Нам так нравилось, мы так радовались этому. Самое-то главное, что сразу прибежало где-то около 30 молодых девчонок из Оптиной пустыни. Там какая-то реформа была, и их, послушниц, в монастырь прислали. Казалось, и жить негде, и крыша упала на нас, на дом единственный, в котором мы жили. Мы пришли 6 октября, а под Архангела Михаила крыша обрушилась, даже кого-то придавило, но милостью Божией легко отделались. Но это было единственное место, где можно было жить нормально. Сразу пришлось делать ремонты. Так это всё происходило.
Бог помогал. Во-первых, очень трудно было сделать отопление. Первые месяцы мы жили на электрическом отоплении. Немцы тогда помощь гуманитарную привозили в Калугу. Мы экономили. Например, только на ночь натопим комнату, чтобы заснуть, а утром встаешь – уже холодно. В келии сидеть нельзя, потому что холодно очень. И если сестры на послушании, так они радовались – на кухне везде тепло. А я сидела в тулупе и валенках, чтобы тоже не включать эти батареи. Стоило это очень дорого. Воды горячей не было долгое время. Всё это так прошло и проходило, ну, потому что мы любили Бога, наверное.
Но дети появились почти с первых дней.
Вот, кстати, о детях. Как совместима такая активная социальная работа с монашеством?
Понимаете, на самом деле, они, наверное, несовместимы. Монахиня должна объять весь мир своей молитвой. И ничего этой молитве мешать не должно. Но это, конечно, в идеале. В то же время святые писали – старец Иосиф Ватопедский про наше время писал, – что если в миру какая-то катастрофа, то монах участвует, выходит из своего затвора, идет к людям. То же самое – подвиг Осляби и Пересвета, когда преподобный Сергий Радонежский благословил их даже воевать.
Краткая справка
Игумения Николая (Ильина Людмила Дмитриевна), настоятельница Свято-Никольского Черноостровского монастыря, родилась 9 мая 1951 года в Орехово-Зуеве, в 1968 г. переехала в г. Москву.
Родители были участниками Великой Отечественной войны, и, видимо, поэтому Господь подарил им дочь в День победы.
Мать, Королькова Вера Васильевна (урожденная Воробьева 1925 г.р.), в военные годы была медсестрой в госпитале и не только привила дочери веру, любовь к милосердию, мужество и жертвенность, но и сама закончила свою жизнь в монастыре в иноческом чине с именем Вероника († 2011 г.).
Отец матушки Корольков Дмитрий Васильевич († 2005 г.) был танкистом Советской Армии, дошел до Берлина.
Игумения Николая получила два высших образования: в 1973 г. закончила МИИТ по специальности «электронно-вычислительные машины» и в 1984 г. закончила МИФИ по специальности «автоматическая обработка научно-экспериментальных данных».
Работала заведующей Лабораторией систем искусственного интеллекта во ВНИИ ПС, параллельно заканчивая аспирантуру (1987 г.).
Будучи прихожанкой Данилова ставропигиального мужского монастыря в Москве, матушка Николая приняла решение свою жизнь посвятить Богу в монашеском чине и по благословению своего духовника архимандрита Поликарпа ушла в только что открывшуюся (в 1990 году) Казанскую Амвросиевскую ставропигиальную женскую пустынь (Шамордино). Там несла послушание эконома.
В 1992 году митрополитом Калужским и Боровским Климентом (в то время архиепископом) была благословлена в Свято-Никольский Черноостровский монастырь для организации там женского монастыря. Решением Священного Синода 2 апреля был открыт Свято-Никольский Черноостровский женский монастырь, а настоятельницей утверждена матушка Николая. В 1995 году, 28 апреля, в пятницу Светлой седмицы, в праздник иконы Божией Матери «Живоносный Источник», за усердное служение во благо Церкви Христовой постановлением Святейшего Патриарха Алексия II монахиня Николая возведена в сан игумении с вручением настоятельского жезла.
В Неделю прп. Иоанна Лествичника, 9 марта 2000 года, матушка Николая награждена наперсным крестом с украшениями.
За труды по восстановлению обители, дела милосердия, за заслуги перед Отечеством, за веру и добро игумения Николая награждена 15-ю наградами: девятью орденами (два из которых являются государственными наградами, а семь – церковными) и шестью медалями (три государственные и три церковные).
В 2012 году Президент России В.В. Путин наградил игумению Николаю первым восстановленным орденом Св. вмч. Екатерины «За дела милосердия».
